БАТТЕРФЛЯЙ В СТРЕКОЗИНЫХ КРЫЛЬЯХ
В оперной Москве появилась новая, доселе неизвестная, спорная для кого-то, но без всяких сомнений восхитительная «Мадам Баттерфляй». Речь идет о последней премьере в Геликон-опере, прошедшей под занавес прошлого сезона и открывшей ей новый 2024/25.
Автору этих строк удалось побывать лишь на последнем спектакле второго премьерного блока, но впечатление останется надолго.
На этот раз «Геликон» удивил тем, что поставлена не классическая общеизвестная версия оперы (а всего, по утверждению музыковедов, у Пуччини их было пять), а самая первая, увидевшая свет в 1904 году на сцене Ла Скала и провалившаяся с шумом. Но как утверждает Дмитрий Бертман, именно этот вариант был наиболее близок по духу самому Пуччини. Спектакль длится 3 часа 20 минут с одним антрактом, что примерно на час больше, чем классическая постановка в других театрах,но и здесь зрители не устают наслаждаться гением Пуччини.
Успех спектакля обуславливает высокий исполнительский уровень музыкальной части. Шикарное звучание оркестра поражает обилием красок, чистотой мелодий, филигранностью инструментальных соло. В описываемом мной вечере были задействованы артисты из второго состава, но все — ведущие солисты и звезды «Геликона», с прекрасными голосами и певческой техникой.Божественно-нежное сопрано Галины Барош (Чио-Чио-сан) хотелось слушать до бесконечности. Блистательный тенор Шота Чибиров (Пинкертон) покорял темпераментом, напором и артистизмом. Очень хороша была в роли Сузуки меццо-сопрано Ксения Вязникова: точное попадание в роль, красивый тембр, вокальное мастерство – всё работало на яркость и самобытность её образа. Много можно сказать слов восхищения и о других вокалистах, ведь, повторюсь, все они звезды: баритон Максим Перебейнос (консул Шарплес), баритон Вадим Заплечный (принц Ямодори), сопрано Анна Пегова (Кэт). Массовую сцену брачной церемонии представлял хор.А над всем этим великолепием незримо витал дух Марко Боэми – дирижера из Италии, приглашенного в театр специально для постановки оперы. И как не ему было знать все нюансы гениальной партитуры, ведь до этого маэстро довелось поработать над не менее чем 25 другими «Баттерфляй» в различных оперных домах. Сейчас он уже не в Москве и вероятно шлет приветы своему коллеге Валерию Кирьянову — главному дирижеру «Геликона», который и держит высокую заданную планку.
Считается, что непривычная для зрителей начала прошлого века продолжительность спектакля стала причиной его неприятия публикой. Другая версия, что провал оперы в Милане произошел априори из-за подкупа клаки конкурирующим издательским домом. Однако присутствовал и другой, более серьезный момент, вынудивший композитора к сокращению и редактированию партитуры: японское посольство прислало в театр ноту протеста! Чересчур экзотично и даже карикатурно выглядели их соотечественники на сцене, да еще и подвергались насмешкам со стороны американского офицера. Но вопросы в сфере мультикультур тогда еще не выходили на повестку дня, и европейцы представляли жителей далекой Японии лишь по описаниям путешественников. Стоит почитать роман известного французского писателя Пьера Лоти «Мадам Хризантема», считающегося к тому же первым по хронологии первоисточником либретто, хотя есть и другие.Роман был напечатан в 1887 году и пользовался большой популярностью, с интересом читается и сегодня. От первого лица с эффектом присутствия автор замечательно описывает природные красоты Нагасаки, где происходит действие оперы, культуру и национальные особенности людей, его населявших. А вот любовная история иная: брак военного морского офицера и юной японки временный без всякого обмана какой-либо стороны. Ему – развлечение, ей – деньги. Исторически достоверно, что в Нагасаки – единственном портовом городе Японии, куда разрешалось заходить иностранным судам, подобные браки по контракту считались нормой.
Несколько удивляет решение сценографов Ростислава Протасова и Аллы Шумейко: пространство сцены украшено имитацией гиперболических крыльев стрекоз (отнюдь не бабочек) – огромные полупрозрачные подсвеченные полотнища, повторяющие форму этих быстрокрылых насекомых, свисают с колосников. Догадку, что в таком разобранном виде представлены именно стрекозы, подтверждают и столбики световых проекций их длинных брюшек по краям кулис, — поклон Пьеру Лоти. В его романе Пинкертон, придя попрощаться со своей женушкой, застает её за подсчетом монет, оставшихся после веселой жизни с ним, и невольно сравнивает её со стрекозой из произведения русского баснописца Крылова, — век скоротечной красоты и молодости не долог.
В стилистики гротеска, опять же, словно со страниц романа, перенесены на сцену и образы гостей, приглашенных на брачную церемонию, которая более продолжительна, чем в классической версии оперы, наполнена движением и японским антуражем, разноцветными фонарями, зонтиками… «Женские фигуры в кимоно словно куклы, передвигаются маленькими шажками, стоят на коленях, то и дело кланяются в пол». Лица дам (включая главную героиню) с неестественными белорозовыми щеками и подчеркнуто- узкими глазами, мужчины с нарисованными бровями вразлет. Служанки двигаются гуськом с улыбками и поклонами, «жеманны…, словно маленькие обезьянки».
Но нежная, хрупкая бабочка-гейша, подло обманутая и брошенная морским офицером, который еще и отобрал у неё ребенка – это не совсем то, что идет в Геликоне. Нарратив общеизвестного хита в режиссуре Дмитрия Бертмана иной: героиня более современна, и не столько своим костюмом во втором акте, сколько целеустремлениями: замуж выходит по сугубо прагматическим соображениям – желает покинуть берег, где родилась, и уехать в качестве мадам Пинкертон в цивилизованную Америку. Именно поэтому она, еще не видя жениха, уже отреклась от своей веры, чем и навлекла на себя проклятие рода. Отсюда второй акт сделан в эстетики иллюзорной и желаемой ею западной цивилизации: ящик колы на полу, в глубине сцены красного цвета холодильник, хотя в тростниковом доме нет электричества, а сама «нежная бабочка» Баттерфляй ходит в джинсах. На мой взгляд, всё это сильно приземляет известный нам образ несчастной Чио, и думается, что Пуччини ни за что бы не согласился с подобной трактовкой, ведь в музыке столько настоящего чувства, страданий и страсти! Но спорить не будем, как говорится, режиссеру виднее. Однако трагедийность образа Чио никуда не уходит (музыка не даст), меняется лишь её мотив для совершения самоубийства. Героиня делает харакири не из-за разочарований в любви — спасается от позора, и это для неё осмысленный и даже единственно возможный выход. Последние слова арии Чио-Чио-сан в поставленной версии: «Кто не может жить с честью, должен умереть с честью!». Сцена эффектна: героиня вонзает в себя кинжал в бассейне, где только что играл оригами её сын, а стараниями сценографов плунжера еще и приподнимают конструкцию над сценой, тем самым вознося на пьедестал героиню. А стоит ли она того? Ведь если следовать логике режиссера, Чио-Чио-сан по сути наказывает себя сама за собственные не реализованные амбиции. И вообще, нужно ли было молодой красивой женщине убивать себя? Но как не понять нам саму идею страшного самурайского ритуала, так и неоткуда было знать Пинкертону, что его «бабочка» лишит себя жизни.
Елена Белякова
Симфонический гала Большого театра в Новом Иерусалиме
Большой академический театр РФ в середине лета щедро делился своим искусством с гостями фестиваля «Лето.Музей.Музыка» в подмосковной Истре, дав целых два настоящих гала, с участием оркестра театра под управлением Дмитрия Лиса,хора, в полном составе, большой группы ведущих солистов, — всего 170 артистов принимали участие в двух заключительных вечерах. Это стало мощным апофеозом праздника классической музыки, который ежегодно собирает гостей на открытой площадке историко-художественного музея Новый Иерусалим.
На этот раз совместный проект музейно-выстовочного комплекса и Московской областной филармонии проходил под знаком Сергея Дягилева и его Русских сезонов, перевернувших в мире представление о русской культуре. Программа двух последних вечеров предлагала зрителям путешествие по оперно-симфоническому творчеству Римского-Корсакова, приуроченных к180-летиюсо дня рождения композитора — шедевры великого гения лежали в основе многих дягилевских сезонов.
Панорамный вид на Ново-Иерусалимский монастырь, открывающийся практически с каждого зрительского кресла,обусловил начало программы первого, симфонического вечера Большого театра.Торжественный, архангельский глас трубных, похоже как, возвестил о начале праздничной церковной службы, — так, вступлением на тему «Да воскреснет Бог»,началась увертюра Римского-Корсакова «Светлый праздник».В основу композиции автор заложил подлинные церковные песнопения, потому музыка наполнена и божественной красотой, и божественным содержанием. Многокрасочная имитация колокольного звона создавалась тонкими перекличками струнных, медных духовых и деревянных инструментов. Местами перезвон переходил в плясовые мотивы, речитативы труб и тромбонов звучали подобно торжественному гимну, а в зал неслись флюиды радости.
Сюрреалистичный, иллюзорный мир предстал зрителям в следующем концертном номере (хорошо продуманная программа заведомо работала на контрасте), — звучала сюита из последней написанной композитором оперы-сказки «Золотой петушок». Композитор, не приветствовавший наступающую эру модерна, здесь сам не удержался от использования новаторских приемов. «Новая ослепительная мозаика драгоценных звукосочетаний», — так писал современный композитору критик о последней опере «патриарха русской культуры». Чарующие звуки восточной экзотики чередуются с хроматическими рядами, передающими опасность загадочных, сказочных рельефов местности, образы злого петушка, таинственного звездочета, прекрасной, но малопонятной Шамаханской царицы.Следует принимать во внимание, что сочинять своё последнее детище композитор стал после кровавых событий революции 1905года, вдобавок ещё он сам, из-за поддержки студенческих волнений, был вынужден уйти с должности профессора Санкт-Петербургской консерватории. И неудивительно, что на этот раз вышла не красивая сказка, каких у него было много, а настоящая опера-памфлет с сатирой на царя и государственное устройство.При этом текст моралите Пушкина был изменен и стал явно уступать по смыслу либретто. В трагическом финале, когда все герои гибнут, а в живых остается лишь одна Шамаханская царица, её зловещий смех с переделанными словами поэта: «Хи-хи,ха-ха, не боюсь я петуха!» приобретает экзистенциальный характер. В реалиях сегодняшнего времени, его вполне можно трактовать как предтечу вырождения уже самого социума. Из-за цензуры автор не дождался постановки оперы на сцене, она была осуществлена уже после его смерти. Ну а сейчас сочинение входит в топ мировых оперных хитов.
Смена репертуарных декораций продолжилась симфонической картиной«Сеча при Кержеце» из оперы «Сказание о граде Китеже и деве Февронии».Оркестровый антракт иллюстрирует легенду, относящуюся к событиям XIII века, когда в сражении русского войска с татарами в водах реки Керженец исчез город Китеж. Этот эпизод исполнялся в программе «Русских сезонов» Дягилева на фоне занавеса, созданного Николаем Рерихом. Начало батальной сцены передается зловещими звуками приближающейся татарской конницы, тихим рокотом литавр, долгими звуками виолончелей и контрабасов,постепенно они нарастают, переходя в ритм скачки. Разгорается смертельная схватка — яростно сплетаются мелодии в бурном противостоянии.Но силы неравны, гибнут защитники города, на первый план выступает драматизм народных судеб, но мифический город Китеж в руки врага не сдается, чудесным образом он спасается, погружаясь в реку Керженец.
Начавшись с праздника русской пасхи, второе отделение концерта завершилось настоящей испанской феерией – знаменитой концертной сюитой композитора «Испанским каприччио». «Испанские темы, преимущественно танцевального характера, дали мне богатый материал для применения разнообразных оркестровых эффектов», — писал сам композитор о своём сочинении. В основу произведения легли подлинные народные мелодии: это и андалузская пляска, и астурийское фандаго, и зажигательные цыганские мотивы.Сменяющие друг друга фейерверки виртуозных пассажей флейты, кларнета, арфы создавал и причудливые и красочные звукосочетания, предавая в зал неповторимую музыкальную энергетику.
После антракта все второе отделение зрители находились под властью загадочных мотивов знаменитого и наиболее часто исполняемого произведения композитора – симфонической сюиты «Шехеразада», созданной по мотивам индоиранского и арабского фольклора, сказок «Тысячи и одной ночи». Сюита была одним из произведений, представленных в «Парижских сезонах» Дягилева в 1910 году русской балетной школой. Тогда эта постановка покорила французских ценителей искусства. Музыкальные образы сюиты, её ритмы не перестают очаровывать и современных зрителей. Публика аплодировала оркестру стоя долго и благодарно. Елена Белякова, Фото Арман Тадевосян
ФЕСТИВАЛЬ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ В ИСТРЕ
Великолепный и незабываемый праздник классической музыки – фестиваль «Лето.Музыка.Музей», вот уже в 7-ой раз прошел в подмосковной Истре.
В этом году программа посвящена Сергею Дягилеву и его Русским сезонам, а так же композиторам и деятелям искусства, чьё творчество способствовало триумфальному восхождению всего русского в мировое пространство. Первое место в этом ряду по праву принадлежит П.И. Чайковскому и его концерту №1 для фортепиано с оркестром. Из всей русской музыки великий гений первым завоевал сердца слушателей в Европе и Америке, а его сочинение продолжает и сейчас оставаться символом открытой миру русской культуры.
Победными и радостными аккордами первой темы концерта, как архитектурным порталом в мир искусства, открылся первый вечер фестиваля. Более тысячи зрителей внимали торжественным звукам русского шедевра, которые великолепно сочетались с панорамой Ново-Иерусалимского монастыря, — под его стенами и разворачивалось действо. Играл в полном составе Госоркестр имени Светланова, дирижировал художественный руководитель проекта Дмитрий Юровский, за роялем солировал пианист Николай Луганский, ставший за годы сотрудничества с проектом, настоящим кумиром местной публики. В последующие вечера выступали не менее известные оркестровые коллективы и солисты: Российский национальный оркестр под управлением Клемана Нонсьё, скрипач Павел Милюков. Виолончелисту Александру Рамму выступить не пришлось из-за погодных условий и предупреждений МЧС, зато два последних вечера состоялись, и на сцене завораживали публику хор, оркестр и ведущие голоса Государственного академического Большого театра России, что и явилось кульминацией праздника.
Ежегодные мероприятия фестиваля — это не только концерты, но и выставки музея, где самая новая обязательно связана с общей программой праздника. В этом году работали просветительские лектории и мини-конференции, на которых любознательные зрители могли общаться с известными музыковедами, дирижерами и артистам. «Растим свою публику… развлекая, образовываем» — определяет кредо проекта президент фестиваля, директор Московской областной филармонии Максим Дунаевский.
Мероприятие ежегодно проводятся государственным историко-художественным музеем Новый Иерусалим совместно с Московской областной филармонией при поддержке министерств культуры Российской Федерации и Министерства культуры и туризма Московской области привлекает публику не только звездным составом участников, но и своими программами, выстроенными в единой концепции, в которых давно написанные произведения становятся вдвойне актуальными и созвучными текущим дням.
Во втором отделении первого вечера зрителей погружали в Русские сезоны Сергея Дягилева, которые в начале прошлого столетия перевернули представление о русской культуре и задали тренд на всё русское за рубежом на весь век ХХ. Звучали симфонические, оперные и балетные шедевры в комбинации с работами великих художников Бакста и Рериха, проецируемых на задник сцены. Составители программы ориентировались и на юбилейные даты главных действующих лиц тех проектов, пришедшихся на этот год: композиторов Римского-Корсакова и Мусорского, танцовщика и хореографа Нижинского, художника Николая Рериха. В этом году мир также отмечает 100 лет со дня смерти художника Бакста и 95-ю годовщину самого Дягилева.
Как всегда подогревал интерес зрителей музыковед и бессменный ведущий фестиваля Ярослав Тимофеев, предваряя каждый номер захватывающим экскурсом в историю создания опуса, биографическим фактам композиторов, или путешествием по музыкальным стилям и направлениям.
Первой звучала «Прелюдия к послеполуденному отдыху Фавна» Дебюсси, на музыку которой Вацлав Нижинский поставил свой первый одноактный балет, премьера которого состоялась в 1912 году в рамках Русских балетов Дягилева. Музыка Дебюсси, написанная за 18 лет до этого, к тому времени уже являлась символом модернизма в музыке. Композитор применил совершенно новый подход в изображении литературного сюжета посредством тонкой оркестровки. Он предложил флейте играть в низком регистре и тем самым открыл в её звучании новые, неизвестные до него, эротические краски. Чувственное соло инструмента на фоне переливов арфы вводит слушателей в мир пасторальной античности, краткие дразнящие мотивы валторн передают любовное томление Фавна. Нимфы только что купались в ручье, но исчезли, и лишь одна обронила прозрачный шарфик. Фавн засыпает, но продолжает грезить о предметах своего вожделения. Премьера наделала много шума, а постановщику и исполнителю главной партии Вацлаву Нижинскому принесла славу новатора балетного искусства.
Накал эмоций шел по нарастающей. Предложенные публике «Половецкие пляски» Бородина затянули слушателей в мир былинного эпоса. Этот фрагмент из недописанной оперы «Князь Игорь, наряду с 1-ым концертом Чайковского, стал еще одним из самых узнаваемых русских хитов в мире классической музыки. Лирические мотивы песни плененных девушек «Улетай на крыльях ветра» чередуются с неудержимым напором и темпераментом дикого племени. Дягилев включил балет «Половецкие пляски» в хореографии Михаила Фокина и декорациях и костюмах Николая Рериха в свой первый Русский сезон в Париже, премьера которого прошла в театре Шатле в 1909 году. Свежая необычная музыка потрясла парижан. Собственно с этого балета и началась экспансия русской культуры на Запад. Артисты блистали в Париже и Монте-Карло, Лондоне и Нью-Йорке, Риме и Женеве. Потрясающие костюмы и декорации, музыка и художественный рисунок танца заставили Европу сходить с ума по русскому стилю.
Ну а самый яркий и зажигательный хит – сюита из балета Стравинского «Жар птица», был оставлен на завершение вечера. Для Дягилева этот балет стал первым на тему русских сказок, и пользовался наибольшей популярностью в его сезонах. В основе либретто — столкновение светлых сил, которые олицетворяют Иван-царевич и Жар-птица, с темными силами Кощея и конечное торжество светлого царства. Однако все сюжетные ходы стали лишь предлогом для создания волшебных картин зачарованного царства и образа ослепительно прекрасной птицы, — все это лежит в основе музыкальной драматургии. Сюиту открывают сумрачные «ползущие» звучания вступления, рисующего зачарованный зловещий сад Кащея. На фоне глухого рокота большого барабана, словно извивающиеся змеи, движутся фигурации низких струнных, пианиссимо вступает мелодия двух тромбонов. То тут, то там слышатся судорожные всплески струнных. Но вот, как взмахи огромных крыльев, раздаются красочные всполохи оркестра. Звучит фантастический, причудливый «Пляс Жар-птицы». «Музыка эта горит, пылает, бросает искрами. Это то, что мне надо было для огневого образа в балете», — писал хореограф Михаил Фокин. Премьера балета состоялась в 1910 го в парижском театре на Елисейских полях. Успех был колоссальным. В один день ранее никому не известный русский композитор Игорь Стравинский стал знаменитым.
Уже спустилась ночь, когда зрители покидали зал под открытым небом, и они покидали его с желанием вновь и вновь возвращаться на встречи с настоящим искусством и прекрасной музыкой. Елена Белякова, фото Арман Тадевосян